Автор: Джаггернаут aka Семнадцать отвратительных енотов. Текст со страницы http://www.juggernotes.com


В гостях у Мастера


"Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!"

   Последним в памяти Гоши Мясоедова стало ощущение, что окружающее проваливается куда-то вниз. И ветровое стекло, словно само по себе покрывающееся сыпью пулевых пробоин, и нестрашный огонёк вокруг автоматного ствола, и обтянутая лыжной шапочкой голова киллера - всё вокруг упало и куда-то делось.

   Затем послышался совершенно неуместный в зимнем Подмосковье шум листвы, а глаза подстроились к неяркому свету. Гоша Мясоедов машинально поднял руки, словно пытаясь поймать неведомо куда ускользнувший руль джипа, и очумело замотал головой.

   Он стоял на перекрёстке двух асфальтированных парковых дорожек, обрамлённых вереницами фонарей, под колпаками которых приплясывали язычки живого пламени. Огромные деревья вскинули ветви куда-то ввысь, к самым звёздам. Звёздам? Ну да, вокруг ночь. В просветах над дорожками - там, где чудовищных размеров кроны всё-таки позволяли увидеть небо - висели крупные, отборные какие-то звёзды. Гоша почувствовал себя ёжиком из мультфильма. Он сделал несколько неверных шагов и уселся на скамейку с вычурными, фигурного литья опорами.

   Может, коновалы его просто накачали дурью, и на самом деле он сейчас доходит в реанимации? Или наоборот, глюком был киллер, и тогда он, Гоша, просто не помнит, как оказался здесь, ночью, в пустом, на диво ухоженном парке. "Точно зарубеж", решил Гоша.

   Он стащил куртку и засучил рукава рубашки, но следов от уколов не нашёл. Бумажника и мобилы он не нашёл также, и это осложняло положение. И что совсем уж плохо, Гоша не обнаружил и родимой "Гюрзы".

   Погода здесь - где бы это "здесь" не находилось - соответствовала ранней осени в средней полосе, а посему в куртке было жарко. Гоша перекинул её, куртку, через широкое покатое плечо и, наугад выбрав дорожку, пошёл мимо фонарей и скамеек.

   Очень скоро он вышел к широкой, метрополитеновского формата лестнице, спустился по ней, сошёл на очередную дорожку, вновь наугад взял влево и почти сразу увидел островерхую, изломанную крышу длинного двухэтажного строения - судя по свету в небольших окошках, обитаемого. Над крышей торчала труба, но не было никаких признаков антенны, и это Гошу поразило более всего, увиденного им ранее. Он спустился по очередной лестнице и вскоре подошёл к дому, вызвавшему у него смутные ассоциации с альпийскими гостиницами из какого-то старого фильма.

   У входа в дом стояла очередная скамейка, а на скамейке, под фонарём, сидел местный обитатель - толстяк в клетчатой рубахе и зелёных штанах на матерчатых подтяжках. На ногах у толстяка были неуклюжие, вроде самодельные, туфли, а обеими руками он держал огромную пивную кружку, на которую плотоядно взирал. Стрижен толстяк был предельно коротко, аки сам Гоша. Рядом на скамейке расположилась кепка класса "аэродром". Гоша убедился, что совершенно не привлёк внимания толстяка, и гулко кашлянул.

   - Слышь, ты, - сказал он, и только потом сообразил, что этот тип наверняка иностранец, - дуюспик... это..., - сработала ассоциация с Альпами, - ферштейн?

   Толстяк с неудовольствием посмотрел на Гошу и дунул в кружку. Клочья пены, блеснув в свете фонаря, упали на асфальт и исчезли.

   - Ферштейн, ферштейн, - проговорил толстяк, - воллен вир коммен?

   - Чо? - спросил Гоша.

   - Зачем пришёл... - со вздохом разъяснил пивопиец. - Ходят тут вас таких...

   Гоша почувствовал себя в своей тарелке. Угрозы - по крайней мере, с виду - хмырь не представлял.

   - За базаром следи, - угрожающе процедил Гоша, выставив нижнюю челюсть. Толстяк вздрогнул и посмотрел на него. Неожиданно он поднялся со скамейки и подобострастно поклонился, насколько позволило брюхо.

   - Боже мой! Георгий Васильич Мясоедов! Сам, собственной персоной зашли! Прошу, прошу! - неведомо когда похваченная кепка едва не мела асфальт, рука с кружкой пива делала округлые движения в сторону тяжёлой деревянной двери. Гоша хмыкнул и решил воспользоваться приглашением.

   Когда он открыл дверь и шагнул за порог, его не больно, но невероятно обидно пнули в задницу. Тяжёлой, вроде самодельной, туфлёй. Он влетел в дверь, соскочил со ступенек и растянулся во весь рост на посыпанном опилками полу. Сзади послышалось хихиканье толстяка. Гоша вскочил и, зарычав, бульдозером двинулся на обидчика. Кулак рассёк воздух и... увы, только рассёк воздух. Круглой бритой головы на траектории движения не оказалось. Когда объёмистые кулаки и тяжёлые ботинки разминулись с посмеивающимся хмырём ещё две дюжины раз, Гоша Мясоедов наконец-то остановился, и лицо его было багрово. Он разъял рот, оттуда выпорхнуло и закружилось в воздухе непечатное.

   - Ты чо, - наконец выговорилось цензурно, - совсем, чо ли, оборзел?

   Толстяк, не снизойдя до ответа, ловко обогнул Гошу и пошёл к длинной стойке, где и занял место, опустив за собой доску. За стойкой не оказалось привычной многоярусной батареи бутылок, из деревянной стены выпирали днища огромных бочек с ввинченными кранами. Гоша, открыв рот, наконец-то осмотрел помещение. Деревянные столики, скамьи и табуреты; лампы на стенах - опять огоньки под фигурными колпаками, и никакого электричества; картины в тяжёлых рамах; циклопических размеров кабанья голова над днищами бочек. И один-единственный посетитель за угловым столиком - а толстый хмырь, судя по всему, работал здесь барменом; или как оно называется, когда нет электричества.

   Посетителем оказался тощий мрачный тип, одетый в фиолетовую безрукавку - Гоша не знал слова "камзол" - и с золотой цепью на шее. Узрев родное, Гоша проигнорировал ошаренное в гнусной улыбке хайло толстяка, поднял с пола куртку, отряхнул её от опилок и подошёл к фиолетовому.

   - Слышь, братан, чо это за место?

   - Я не брат вам, - ответил тип. - А трактир зовётся "У гомункула".

   - У кого? - задал естественный вопрос Гоша. - Этот, что ли? - и Гоша ткнул пальцем в сторону толстого хмыря.

   - Нет, - покачал головой фиолетовый. - "Этот" подменяет здесь старого слугу. У "этого" вы можете взять комнату на несколько дней, пока вам не покажут ваш домик в деревне. Вино здесь более чем неплохое, и...

   - Какой [цензура] домик [цензура] в деревне [цензура]? - раненым КаМАЗом взревел Гоша. - Вообще, [цензура] что это за [цензура] местность? Где я [цензура]?

   - Здесь, - фиолетовый улыбнулся и сделал маленький глоток. - Здесь, где сводятся все счёты, Георгий Васильевич. Садуллаев не поскупился и нанял профессионалов. Вы умерли почти мгновенно.

   - Садуллаев, это Абдулла, чо ли? - на автопилоте переспросил Гоша. - Не, ты гонишь. Какое умер? Вот он я. Хорош фуфлыжить.

   - Именно, именно! - подал голос хмырь из-за стойки. - Вот они вы и здесь, где наш трактир и деревенька, в коей каждый домик опутан вьющимся виноградом. Вечером здесь слушают Шуберта, а утром гуляют под цветущими вишнями, именуемыми в Стране Восходящего Солнца сакурами.

   - Впрочем, Мастер никого не неволит, - отозвался фиолетовый тип. - Да и Шуберт вовсе не обязателен, выбор классической музыки здесь неисчерпаем. Просто с течением времени сказываются отсутствие телевидения и радио, а также свежий воздух. Просыпается эстетическое чувство, а безделье начинает тяготить. Бегемот редко наезжает сюда с развлекательными турами, и репризы его, как вы уже убедились, грубы...

   - Кто бы говорил, - заметил из-за стойки толстяк.

   - ...так что рано или поздно и вы почувствуете тихую прелесть этого вечного покоя. Замечу кстати - не такой уж он и вечный.

   - Рыцарь, - со значением сказал толстяк. - Опять дошутишься. Ты наедине не шути. Вот заглянут Че или Берен - тогда хоть по уши обанекдоться, всё равно у них чувства юмора нет.

   Названный рыцарем пренебрежительно махнул рукой. Гоша ворочал плотно посаженной на плечах головой, словно стараясь собрать все мысли у одной из стенок черепа.

   - Я говорю только то, о чём знаю. - Фиолетовый рыцарь неумело усмехнулся. - Ничто не вечно. Ушёл же недавно полковник НКВД Солдатенков Егор Ефремович или певичка эта, не помню фамилии... И все уйдут. Год, десять лет, век... Время не беспокоит нас посмертно...

   - Рыцарь, ты никогда не умел сочинять стихи, - опять встрял толстяк. - Так что и не пытайся.

   - Так я чо, мёртвый, что ли? - недоверчиво переспросил Гоша Мясоедов. Весь разговор после сообщения о профессионалах, нанятых Абдуллой, прошёл мимо гошиных ушей.

   Рыцарь допил кружку.

   - Мёртвый, мёртвый, Георгий Васильевич. Бренное тело через три дня свезут на престижное кладбище, братва даст клятву отомстить, скрежеща зубами. А вы - вот они вы, как вы же справедливо изволили заметить. Так что возьмите у Бегемота ключ, а завтра утром идите в деревню. Познакомьтесь с её обитателями - они забавны и даже интересны. Непременно представьтесь Маргарите Николаевне и Мастеру.

   - Не, не мёртвый я, - отреагировал Гоша.

   - Тяжёлый случай, - резюмировал Бегемот. Фиолетовый рыцарь пожал плечами:

   - Не менее восьми кружек вина и утренняя головная боль - вот что приведёт в чувство Георгия Васильевича Мясоедова. Пока же он на осмысленный разговор не способен.

   - Вот из-за таких, как господин Мясоедов, мессир и брезгует вновь посетить Москву, - тоном закоренелого склочника сказал толстяк, добывая из-под стойки высокие винные кружки. Отвернувшись к бочкам, он забормотал какую-то считалку: "раз, два, Меркурий во втором доме..." В конце концов, правильная бочка была обнаружена, и Бегемот принялся наливать вино.

   - Не, да фуфло это всё, - сообщил в пространство Гоша. - И хату конкретно новую покупаю...

   Рыцарь вздохнул.

   - Ну, пока, Бегемот, - сказал он. - Ещё увидимся. А пока обслуживай клиента.

   Бегемот достал из-под стойки свою кепку и помахал ею вслед идущему к двери фиолетовому рыцарю.

   Рыцарь задержался на секунду перед тем, как открыть дверь, и бросил короткий взгляд вправо. Приколотый стилетом к широкому косяку, десятилетиями висел там на уровне глаз небольшой листок, с четырьмя размашисто выведенными рукописными строчками. "Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?", спрашивали две первые, а под ними тем же почерком начертан был ответ: "О нет! ибо это уже не покой, но скука. Гораздо достойнее пытаться вылепить из гомункулов людей".

   Рыцарь кивнул, отворил дверь и вышел прочь. Когда дверь за ним захлопнулась, Гоша уже выпил половину первой кружки.