Самая длинная очередь на рынке - к обшарпанному прилавку, за которым стоит лысый толстяк с краном. Кран ввинчен прямо в жирное брюхо сквозь пропотевшую футболку. Очередной покупатель протягивает деньги, толстяк считает монеты, шевеля губами. Потом достаёт из перекошенного деревянного ящика литровую банку. Ставит её на прилавок под кран и с противным писком открывает медный вентиль. Розовая вязкая жидкость очень медленно ползёт по стеклу. Отмерив необходимую порцию, продавец закрывает кран и закупоривает банку белой пластмассовой крышкой.

   Выждав немного, жидкость внутри банки собирается в фигурку человека, в холщовой набедренной повязке и ручных кандалах ржавого железа. Человек сидит на дне банки и с бесконечной усталостью на маленьком лице смотрит на покупателя.

   А тот направляется к другому прилавку, за которым расположился мрачный небритый тип. Тип не глядя смахивает деньги в ящик и вытряхивает человечка из банки, прямо под рабочую плоскость небольшого пресса, ограждённого решётчатым стаканом. Человечек тонко, пронзительно кричит. Мрачный тип забирает у покупателя литровую банку и достаёт из-под прилавка плоскую стеклянную баночку из-под чёрной икры. Потом поднимает пресс, соскребает мясную кашицу и перекрученные металлические пластинки в баночку.

   Покупатель берёт баночку и идёт к третьему прилавку. За ним сидит человек в потрёпанном пиджаке и очках без одной дужки. Человек сноровисто заполняет бланк, интересуется паспортными данными покупателя и вносит их в соответствующие графы. Расписывается залихватской, вычурной закорючкой. Ставит печать, очень похожую на настоящую, только поновее. Скотчем прилепляет заполненную бумажку на банку.

   Люди уносят покупки домой. Теперь они спокойны. Грядёт проверка. И если кто-то не предъявит выдавленного из себя раба, его сурово накажут.

   Деath Мороз потянулся под длинную накладную бороду и почесал двухдневную щетину на подбородке. Потом полез в мешок. Левый рукав поехал вверх, и дети увидели непристойную татуировку на волосатом запястьи.

   - На, - сказал Деath Мороз мальчику с депутатским значком на лацкане клетчатого пиджака и протянул малышу толстую дубинку, утыканную ржавыми гвоздями. Молчавшая доселе детвора облепила Деathушку Мороза и заверещала на разные лады.

   "И мне! И мне! А мне такой кастет с ножом, раскладной! А мне ливоньверт! А мне удавку, тока сёлковую!" Деath Мороз доставал подарки из мешка, наугад рассовывал их в первые попавшиеся руки, изредка отмечая несомненные удачи: девочке в белом халате достался скальпель, а коротко стриженый мальчик в измызганном кобинезоне получил разводной ключ.

   Какой-то ретивый младенец, желая испытать только что подаренный шокер, ткнул иглами-контактами в колено Деathа Мороза. Тот зашипел и нервно дёрнул ногой. Тяжёлый армейский бот сбил с ног двух неосторожных детей. Они упали и заплакали. Деath Мороз не успел их утешить; мальчик с депутатским значком громко засмеялся, показывая на плачущих: "Лёва-колова! Лёва-колова!"

   Малыш в грязном комбинезончике закричал: "Ты что делаешь! Нехорошо смеяться!" и хватил дразнилу разводным ключом в затылок.

   Через полминуты перед Деathом Морозом азартно копошилась вопящая, брызгающая кровью куча-мала. Два раза звонко выстрелил "ливоньверт", мелькали ручонки с зажатыми в них мясницкими ножами, удавками и бутылочными "розочками". Ещё через полминуты копошение прекратилось, а кровь смирно и предсказуемо растеклась по полу.

   Деath Мороз поднялся с низенькой скамеечки и пошёл к выходу из зала, забросив на плечо опустевший мешок. Когда ему почудилось шевеление, он наклонился к подёргивающемуся тельцу и прислушался. "Ёлочка... зажгись", - шёпот сошёл на нет, оборвавшись протяжным бульканьем.

   Деath Мороз торопливо закивал, подошёл к ёлке и щёлкнул бензиновой зажигалкой у самого крупного комка ваты. Потом вышел из зала и плотно закрыл за собой двустворчатую дверь.

   Вторая атомная бомба называлась "Толстяк". Никакой связи с пивом. Сбрасывал её на Нагасаки самолёт по имени "Великий художник", а командиром бомбардировщика был человек, названный Клодом. Кажется. А фамилию вообще не помню. Вторых запомнить трудно.

   Но всё это известно многим. Гораздо меньшее количество людей осведомлено о том, что японцы хакнули американские шифры. И только любители истории авиации знают, что самураи просто не имели истребителей, способных достать Б-29 на высоте одиннадцати километров.

   Так что на земле помнили прошлое - Хиросиму, и предвидели будущее - Нагасаки. Но ничем не могли помешать. Сидели в бумажных хижинах, разрисованных цветами, и церемонно пили чай.

   Когда "летающие крепости" проплывали над обречённым городом, когда из бомболюка "Великого художника" нырнул вниз "Толстяк", таща за собой свёрток парашюта (никакой связи с пивом), прошла передача, которую некому стало запомнить.

   В шипящий и подвывающий эфир неожиданно ворвался молодой и чистый женский голос, который спел на незнакомом языке: - Я бессонная белая птица, Я над городом серым летаю, Подо мною угрюмые лица, Подо мною бескрылая стая-аа...

   С тех пор эту песню не знает никто.

   - Чего они там возятся? - говорит вельзевул-от-инфантерии. - Р-раз - и готово. - Он стряхивает сложенными перчатками пыль с рукава мундира.

   - Ошибаетесь, - равнодушно отвечает архангел в звании комхора. - Важен церемониал. Даже здесь.

   Они стоят между двумя лагерями. В первом царит механизированная суета. Черти носятся как заведённые, таскают патронные ящики и заталкивают тяжёлые станкачи в окопы, становящиеся пулемётными гнёздами. Во втором ангелы сидят в кружок, над которым поднимаются облачка вкусного конопляного дыма. Протяжно воет гармонь-трёхрядка.

   Вокруг двух генералов также кипит суета, но обычная, человеческая. Стучит молоток, скрипят блоки. Сквозь генералов то и дело пробегают озабоченные своими делами люди. Палач в красном колпаке пинками подгоняет подмастерья, которому по должности положена лишь маска, и та дырявая.

   Неподалёку в загоне содержатся приговорённые.

   - Вы его послушайте, - говорит вельзевул-от-инфантерии, указывая на измождённую фигуру, размахивающую руками в ораторском пылу. - О чём он говорит?

   - Непротивление, духовная победа, чувство собственного достоинства. - Комхору плевать. Прищурившись, он оглядывает загон. - Вон то бревно слабовато. Навалились бы разом...

   - Трёх затопчут, - калькулирует вельзевул. - Двух прикончит стража до того, как убегут из лагеря. Ещё шестерых расстреляют арбалетчики. Трёх должны догнать конные. Итого остаются пять беглых.

   - В пределах погрешности, - соглашается комхор. - Плюс-минус два трупа и один раненый. Зато никого не повесят, никому не отрубят голову... я имею в виду, на плахе. Баланс.

   - Этот, который убеждает, по-моему, добьётся своего, - констатирует вельзевул-от-инфантерии. - Они не побегут. Духовное чувство достоинства и всё такое. Будем драться?

   - За эти души? - усмехается комхор. - Зачем? Договоримся. Всех приговорённых, кроме трибуна, нам. За духовную победу. Оратора вам.

   - Идёт, - кивает вельзевул. - Всё-таки пять беглых - это пять беглых.

   Они расходятся по своим лагерям и ждут.

   Жители одной горной деревни живут необычным промыслом. В начале каждого лета мимо их домов, по тропинке, ведущей к затерянному храму-лабиринту, проходят всевозможные странные люди и нелюди. Аккуратный доктор, нервно отмахивающий скальпелем, громила с красным железным глазом, подвижный тип во вратарской маске, другой тип - в чёрном плаще, тяжело дышащий под глухим шлемом. Идут: полуящер-полунасекомое, у которого из широкого рта выскакивает другой, маленький, на длинном костяном отростке; замотанный в шелушащиеся бинты человек огромного роста; ещё один в чёрном плаще - старик с выпуклой причёской и чересчур большими клыками... И многие, многие другие.

   Мало кто из них нисходит до убогого товара, выложенного на придорожных камнях. Мало кто платит - но если оставляют что-то в уплату, то не менее слитка золота или золотого же кольца с крупным драгоценным камнем. Никогда не платит только полуящер-полунасекомое с двумя пастями. Но в целом торговля прибыльна.

   Потом, когда все прошедшие скрываются в дымке, навечно скрывшей вход в затерянный храм-лабиринт, наступает черёд других. Другие платят больше, но в основном мелкими и мельчайшими монетками. Проходит мимо очень мускулистый человек в синем трико с буквой "S" на груди и красном плаще, идут иные, в самых разных трико, плащах, масках, шлемах, доспехах... Обычно замыкает процессию полуголый тип с двуручным мечом и лицом, очень похожим на лицо громилы с красным железным глазом. Он никогда ничего не покупает.

   В целом торговля с ними так же прибыльна, зато менее приятна: покупатели норовят заговорить и влезть в душу. Однако рано или поздно и они скрываются всё в той же дымке.

   Ещё через два дня селяне поднимаются ко входу в храм и находят трупы - всех до одного пришедших туда. Останки покромсаны, пробиты, размозжены и прострелены, а потом выкинуты из храма со страшной силой. Жители горной деревни закапывают их, попутно обирая. Это тоже доходное дело.

   Ещё через день - всегда через день - с гор спускается маленькая седенькая старушка в твидовом пальто, с зонтом и сумочкой. Она останавливается в деревенской харчевне и заказывает чай. Маленькими глоточками, очень медленно выпивает его, расплачивается, долго отсчитывая невиданные в иных случаях монеты. Хозяин харчевни подобострастно кланяется и говорит: "Благодарю Вас, Мисс Марпл". Старушка надевает шляпку с цветочками и уходит обратно в горы. Иногда она забывает зонтик. Тогда она забирает его через год.

   Потому что на следующий год всё повторяется.