Автор: Джаггернаут aka Семнадцать отвратительных енотов. Текст со страницы http://www.juggernotes.com


Художник


Посвящается фэнтези и sci-fi живописи

   Когда в овальном зеркале мелькнула открывающаяся дверь, художник набросил на мольберт серое покрывало и повернулся лицом к вошедшему.

   Гость не посчитал нужным в дверь постучать. Он вообще с подозрением относился к подобным условностям. Друг детства художника, он обладал такой широкой душой, что ей просто не хватало места в низкорослом подвижном теле, и даже сверхусиленное потребление пива дела не пока меняло. В школе его прозвали Бедствием. А в более зрелом возрасте, когда на агоре, участвуя в состязании поэтов, он прочёл свои первые гекзаметры, его прозвали Стихийным Бедствием.

   - Здар-ров-ва! - зазвенев пластинчатыми доспехами, Стихийный Бедствий распахнул короткопалые объятия. - Слышь, ты чего, рисуешь?

   Художник кивнул. Люди, вовлечённые в разговор со Стихийным Бедствием, рано или поздно приучались обходиться минимумом слов и жестов, дабы нечаянно не спровоцировать собеседника на очередное словоизвержение или какую-нибудь рискованную эскападу.

   Стихийный Бедствий потянулся было к покрывалу, но художник мягко отстранил его руку.

   - Там ничего нет. Так - эскизы. Я рисую на придворный конкурс...

   Всё. Ошибка. Мгновение художник с ужасом наблюдал, как Стихийный Бедствий выстраивает логическую цепочку. Выстроил.

   -У тебя одни эскизы! Да выставляться уже через месяц! - "Всё-то он знает", - тоскливо подумал художник. - Значит, ты ещё не решил, что рисовать? Так. Пошли.

   Он потащил художника на балкон. С шестого этажа, где располагалась студия, открывался дивный вид на город. С гордостью собственника Стихийный Бедствий ткнул пальцем в небо.

   - Вот. Нарисуй городской пейзаж. Сегодня на небе пять лун, две с кольцами, и вон ещё какая-то дура из-за горизонта лезет. Сверхновых, правда, давно не было, зато цефеид полно. Представляешь, всё на фоне чародейских башен и вон той пусковой установки, которая вчера взорвалась. Опять-таки, розовая заря, перистые облака... А это что ещё за хрень?

   Художник посмотрел в указанном направлении. Откуда-то из квартала ремесленников в утреннее небо взмыл продолговатый объект с военно-морскими обводами, украшенный несколькими мачтами, которые тут же снесло потоком встречного воздуха. По бокам объекта судорожно трепыхались пять или шесть пар матерчатых крыльев.

   - Ты гляди, запустили всё-таки, - порадовался Стихийный Бедствий. - С катапульты, должно быть.

   Трепыхание крыльев мало повлияло на траекторию объекта, которая вполне могла послужить наглядным пособием по ньютоновой баллистике. Объект исчез за островерхими крышами квартала алхимиков, и после неизбежного грохота последовал долгий деревянный голк, словно раскатилось по брёвнышку что-то очень большое и непрочное.

   - Чёрт, опоздали, - треснул кулаком по балконным перилам Стихийный Бедствий. - Ну вот представь себе - последние мгновения перед отлётом, отважный экипаж, мужественные лица, уже рубят канат - опять же небо на полхолста...

   Художник незаметно, но тяжко вздохнул. Стихийный Бедствий уже тащил его обратно в комнату.

   - Скидывай свой халат замурзанный, одевайся и двигаем в колоссеум. Сегодня там чемпионат по принятию эстетичных поз. Участвуют лучшие позёры города. Там ты точно натуры наберёшь - хоть на сто картин. Если поторопимся, успеем на женские вольные выступления с оружием.

   Сопротивляться было бесполезно, пришлось отдаться на волю обстоятельств. Обстоятельства вывели его на улицу и поволокли по мощёному тротуару.

   - Ты погляди, погляди, кругом полно натуры, - вещали обстоятельства. - Вот, тоже тема - девушка и её домашний любимец. Во, видишь, едет на драконе? Импортный.

   Стихийный Бедствий смело шагнул на проезжую часть.

   - Эй, красавица! - заорал он. - Хочешь прославиться?

   Лязгнули клыки размером с кухонный нож. Художник отметил про себя видовое отличие племени надоед от племени зануд - исключительную скорость рефлексов.

   - Ты, дура, следи за своим ездовым уродом! - возмущённо жестикулируя, завопил Стихийный Бедствий из-за ближайшего угла. Рядом охала сбитая с ног торговка яблоками. - Совсем обнаглели. Ладно, - это уже художнику. - Всё равно у неё бицепсы шире талии и всё в жилах. Современная красота, понимаешь.

   Стихийный Бедствий говорил что-то ещё, но бурный монолог утонул в низком грохоте. Солнце померкло. Над крышами медленно проплыл звездолёт размером в полгорода, на его днище мерцали огоньки, целое созвездие.

   - ... чно имперский, - выделились из звона в ушах слова Стихийного Бедствия. - Все имперские такие угловатые и гудят. Те, которые за свободу, более плавные на вид и кроме грохота, посвистывают эдак героически. Ещё такая примета есть, что...

   Художник постарался отключиться от болтовни своего спутника.

   Вокруг бушевала городская жизнь. Из окон хлестали помои, меж этажами гордо реяло на ветру разноцветное бельё. С важным звяканьем проходили господа рыцари, кутались в чёрные плащи вампиры, блестели стёклами шлемов храбрые астронавты. В девичьих туалетах преобладали ремешки чёрной кожи или начищенного металла, а также очень небольшие, зато полупрозрачные кусочки ткани. Из распахнутых дверей всевозможных таверн, корчем, забегаловок, пулькерий, кабаков, трактиров, салунов и шинков то и дело вылетали головами вперёд пьяные задиры и карманные воришки, преследуемые разъярёнными голубоглазыми Коганами-варварами. Иногда головы вылетали отдельно. Колдуны рисовали пента-, гекса- и октаграммы прямо на тротуарах, густо покрывая доступные поверхности оккультными символами. Из-за углов за всеми внимательно следили инквизиторы.

   - ...редкие виды. Можно договориться с демоном каким-нибудь, или ручного домового загримировать под не пойми что и срисовать в масштабе. Вообще, надо поискать. Во, во, побежал какой... Это ж настоящий зомби!

   - Гуль, - поправил художник.

   - Точно, гуль. Эй, эй, гуля-гуля-гуля... Чёрт, не слышит. Пойми, у нынешних критиков и меценатов бзик на реализме. Я им стихи про нетленную любовь, про притяжение сердец и томление духа, а они мне - "а где убитый дракон?", "где сражённые полчища врагов?", "а почему никто не играет на лютне под окнами?", "уж цветы-то вы могли бы упомянуть?" Не мог, ведь главное - не антураж, так ведь? Обскуранты.

   Художник кивнул и вновь отключился. Над ближайшим особняком вырос грибообразный столб дыма. В дыму обозначились черты морды какого-то демона, взрывной волной прокатился довольный низкий хохот. Дым рассеялся. С неба начали падать доски и черепица.

   До колоссеума имени налогового инспектора Драфа Гракулы спутники добрались примерно через четверть часа. Стихийный Бедствий с целеустремлённостью насекомого рванулся к служебному входу, помахал какой-то раскрашенной биркой перед лицом вахтёрши, стянутым годами и злобой в ритуальную маску сатанистского культа, и был пропущен на узкую лестницу, которая вела на верхние ряды. Выбравшись в амфитеатр, он первым делом остановил продавщицу и, священнодействуя той же биркой, изъял у неё несколько понюшек чёрного лотоса и два "Больших Гамбургера Гримы Вормтонга". От того и другого художник отказался. Стихийный Бедствий быстренько выбрал подходящие места и сразу же предался разнузданному комментарию происходящего. Крошки летели из набитого рта на причёски и головные уборы сидящих ниже.

   - Ты. Вот ты. Дай программку. Спасибо. Вот, глянь, вон там внизу чемпионка города. Толстовата будет. Или это освещение такое? - Стихийный Бедствий шумно выплюнул в проход кусок обёртки гамбургера. Внизу сцену танцующей походкой обошёл заморенный юноша в набедренной повязке. Над головой он держал табличку с номером "IV". Появилась следующая участница, в руках её полоумной мельницей вращался бердыш общевойскового образца. Стихийный Бедствий больно въехал локтём в бок художнику.

   - Ты чего не рисуешь? Доставай блокнот и вперёд. Во, гляди, какие ножки. Только босоножки у неё на шпильках и со шпорами. А если она в этом чугуньевом бикини пожмёт плечами... Во, слышал звон? Застёжки эти амбарные на цепях... Гляди, в программке написано, что это жрица какого-то тайного органического... не, оргиастического культа. Самый раз для натурщицы.

   Со всех сторон на них зашикали. Художник с ужасом ощущал, что скоро он сорвётся - незапланированные впечатления сегодняшнего дня составляли массу, близкую к критической. Он вытащил блокнот, послюнил химический карандаш и торопливо принялся за топографическую съёмку мускулистых рельефов конкурсантки, благо та подолгу застывала в предписанном правилами соревнований оцепенении. Когда накатывали волны аплодисментов, он вздрагивал.

   - Вот нарисуешь такую, тут тебе и слава, и заказы. Опять же, если у неё хахаль из архонтов или братков, то можно взять серьёзные деньги и не менее серьёзную репутацию. А то, что у тебя в студии на холсте, ты не продашь. Никак не продашь. Сейчас таких штампованных картинок полное перепроизводство, вся эта фантастика никак не идёт...

   Художник какое-то время ещё штриховал светотенью выпуклости, пока смысл сказанного не дошёл до него. Он поднял голову и посмотрел прямо в незамутнённые сомнением глаза Стихийного Бедствия. Тот с шумом втянул в себя щепотку молотого чёрного лотоса.

   - Ты что, видел? - спросил художник. На сцене какая-то конкурсантка сделала стойку на руках, опираясь на гарду всаженного между плитами меча. Загремели аплодисменты. Стихийный Бедствий пожал плечами:

   - Ага, покуда ты переодевался. Я таких картин в последние полгода столько видал... Все одинаковые. Сидит человече - парень или девка, баба или мужик - смотрит в прямоугольную стекляшку, десницу на какую-то коробочку с верёвочкой возложил, шуйца на плашке с пупырышками. Рядом ещё один ящик с огоньками, за окном серятина пустодырая... И одежда угловатая такая, траурная, разве что бабы накрашены. Все вы одинаково рисуете. Ни ума, ни фантазии. Семь канонических драконов - и те...

   Художник с глухим рычанием шваркнул ему в лицо блокнотом, однако Стихийный Бедствий легко уклонился. Он не обиделся. С высоты своего жизненного опыта он рассматривал такие действия своих собеседников, как естественные. Блокнот улетел куда-то вниз, вызвав испуганный вскрик. Словесный поток не иссяк:

   - У тебя всех различий, что в стекляхе чёрное на жёлтом, а жёлтое на белом. У других хоть рожи какие-то оттуда скалятся. Как картину-то назвал?

   - "Превью месидж", - мрачно буркнул художник. Стихийный Бедствий запнулся.

   - Заклятие, что ли, какое?

   - Нет. Просто пришло в голову.

   - Ну и дурак, - сказал Стихийный Бедствий. - Ты сколько времени на эту мазню угрохал? Принеси теперь её на конкурс, попробуй. Я-то что, я ничего, а ведь найдутся такие поклонники правды жизни, которые твою картину дерьмом из принципа измажут. Романтики тебе захотелось, остолопу... Драконов рисуй. Или вон ту грудастенькую с её клейморой, которые сейчас по сцене скачут. Сходил бы за блокнотом.

   Художник сходил за блокнотом. Он поднял пухлую книжицу и несколько мгновений постоял в раздумье, не обращая внимания на громкие просьбы не застить. Потом спустился к сцене и завёл неслышный Стихийному Бедствию разговор с менеджером одной из конкурсанток. Стихийный Бедствий подумал, что его приятель выбрал собеседника наугад. Тем не менее, художник очевидно двигался в правильном направлении.

   Забегая вперёд, чтобы как-нибудь завершить этот рассказ, сразу скажу Вам, уважаемый читатель, что картина помянутого художника взяла первый приз на конкурсе, а сам он подписал пятилетний контракт с фирмой, специализировавшейся на оформлении постоялых дворов для проезжих варваров горных национальностей и иных гостей города.

   Картина представляла собой помпезную сцену в лучших традициях феодального реализма, со множеством деталей и буйной вакханалией красок. По содержанию картины можно было писать трактаты.

   Вкратце говоря, представительный король, в церемониальном одеянии и в окружении слабо одетых красоток, вооружённых кто чем (была там и грудастенькая с клейморой, и много кто ещё), восседал на своём троне, под трофейной головой дракона (пятый канонический, чешуя цвета морской волны с салатовым отливом). Король милостиво просматривал письмо, только что написанное под его диктовку чрезвычайно тщедушным и пугливым человечком в круглых очках. Письмо, похоже, являлось ответом на другое письмо, потому что за стрельчатым окном на колу сидел человек в одежде то ли гонца, то ли герольда. Человеку приходилось плохо. Ещё за окном был кусок звёздного неба (две луны, четыре сверхновые, одна, зато большая "чёрная дыра"). Между лунами летел, махая крыльями, летучий корабль.

   В одном художник упёрся. Картина сохранила своё название "Превью месидж". Многие, в том числе и власть имущие, сочли буквосочетание именем короля, герольда или названием дворца, а посему у придворных историков появилось немало непредвиденной работы.

   Да, чуть не забыл. Когда Стихийный Бедствий зашёл к художнику в следующий раз, через месяц после выставки, тот кушал пшеничную брагу вместе с приблудной компанией монахов, восьмой день народными методами тренировавшихся на экзорсистов. Монахи решили, что черти наконец-то клюнули на приманку ("Ну да, не зелёный, ну и хрен с ним!"), и спустили Стихийного Бедствия со скрипучей лестницы под злорадный вопль художника:

   - Главное не антураж, так ведь?..

   Ещё через неделю художник закончил портрет троллейбуса №33 анфас.